Люди мы, в общем-то, хорошие, вот только квартирный вопрос нас испортил. Эта фраза булгаковского героя широко известна, но мне чаще вспоминаются другие строки писателя, также посвященные квартире. Квартире, в которой живут герои романа “Белая гвардия”. Где кремовые шторы закрывают ее обитателей от холода и неприкаянности, сохраняют уют и тепло семейного очага.
Может, кремовые шторы для счастья нужны и не всем. А вот свой угол... ради него идут невидимые посторонним битвы, совершаются предательства, за квадратные метры бросают любимых и живут с нелюбимыми, за них убивают.
За квадратные метры идет война, в которой близкие люди становятся чужими. Об одной такой истории нас попросили рассказать люди, так или иначе в нее втянутые. И мы согласились (правда, не называя настоящих имен героев этой истории), потому что, к сожалению, она не такое уж исключение из правил, как хотелось бы думать.
Полина Семеновна — участница Великой Отечественной войны. Мы не знаем, была ли она счастлива, но главное женское счастье у нее было. Сын Павел и дочь Нина. Жили все в небольшом частном доме, который, пока сын служил в армии, мать обменяла на другой.
Помотала судьба сына по свету. Не раз был женат, но... не сложилось. Вернулся на родину теперь уже в общий дом, где проживали старенькая мама, сестра, дочь сестры с семейством и он. Да еще соседи. Все с пропиской, но собственность с общего согласия была оформлена на Нину.
Устроился Павел на работу, встретил женщину, назовем ее Светланой. Мужа у нее на тот момент не было, только куча детей и небольшое, но сравнительно приличное жилье. Стали жить с Павлом, родилась дочка.
Так бы и протекала жизнь, как у многих за стенами сергиевопосадских домов: тесно и небогато, но свой угол есть. А у нас ведь как? Раз угол есть, который комфортабельным жильем назвать ну никак невозможно, надежд на улучшение нет. Потому что всеобщую раздачу бесплатного жилья в стране отменили вместе с советской властью. Правда, советы скоро восстановили, а вот очереди на квартиры по месту работы или жительства — нет. Так что у основной массы населения осталась только одна реальная возможность строить семейные отношения в собственном семейном гнезде — унаследовать квартиру после смерти родственника. Вот такая страшная се ля ви, то есть правда жизни.
Однако очереди-то отменили, да не совсем. До сих пор в новые квартиры въезжают. Но отдельная очередь на жилье для чиновников существовать не может — это неприлично. Может быть, поэтому в нее попадают и простые люди. Как, не знаю. Среди моих знакомых за последние лет пятнадцать это не удалось сделать никому — живут разве что не на головах друг у друга, а все равно государство лишние метры находит. И вполне допускаю, что, не имея возможности глядеть в сторону сумасшедших банковских процентов по ипотеке, они посматривают в другую сторону — на своих престарелых родственников.
Об этом стараются не говорить, но последняя громкая федеральная программа по обеспечению отдельными квартирами ветеранов Великой Отечественной войны дала возможность переселиться из ветхих домушек и перенаселенных квартир не только им, но и их детям, иногда внукам, иногда гораздо более молодым женам, иногда вообще неожиданно решившим навестить стариков родным, которые до сих пор жили себе где-нибудь на Урале, а уже прописались в новых квартирах. И если честно, осуждать их не хочется, потому что раз классик не осуждает, то чего уж нам...
Почти девяностолетняя Полина Семеновна проживала в таких скромных условиях, что квартира ей, участнице войны, точно полагалась. Но это если по совести, а по закону и тут нашлись несколько лишних метров в разваливающемся доме. Что делать? Прописали дочку Павла и Светланы. Теперь метры позволили, и бабушка получила шанс.
Стали думать, как им получше распорядиться. И на семейном совете решили: поскольку часть домишка (в другой половине проживали соседи, да умерли, но наследники пока свой угол не продают) к тому времени по согласию Павла была приватизирована сестрой, на общую очередь встали Полина Семеновна и ее сын.
Пока Полина Семеновна ждала новую квартиру, Павел — когда станет ее хозяином, Нина, как оказалось, строила свои планы. У одной ее дочери жилье было, в соседнем районе. А у другой — нет. И никакой возможности ни купить, ни получить по пресловутой очереди, в которую неизвестно как попасть. Так что единственная возможность — унаследовать. Тем более что брат к тому времени хоть и был прописан в доме, жил у гражданской жены. Да и о квартире для матери не хлопотал, все делала сестра.
Выхлопотала. Мама хоть и болела часто, подписать бумаги на запоздалый подарок от государства выбралась в администрацию лично. Но согласилась не на квартиру, а взять деньгами на ее приобретение. Так что пока Павел сидел в ожидании манны с небес, однокомнатная квартира была куплена и... отписана по дарственной внучке, после чего бабушка тихо умерла. И выяснилось, что жилье по программе было положено именно участнице Великой Отечественной войны, и ее убеленный сединами и вполне самостоятельный сын здесь ни при чем. Более того, поскольку в доме, где он был прописан, площадь, приходящаяся на одного человека, вновь стала больше, чем требуется для постановки на очередь, Павел был из нее исключен.
После этого, как можно догадаться, брат и сестра стали врагами. Теперь Павел и его гражданская жена пишут жалобы и в администрацию города, и в прокуратуру, и в газету. Сестра же держит молчаливую оборону.
Мы побывали в их общем доме. Честно говоря, для жизни он полупригоден: ветхий, все удобства во дворе, вода в уличной колонке. Ясно, что при таких обстоятельствах измученная тяжелым бытом женщина насмерть будет сражаться за жилье для своих детей. Здесь правит бал материнский инстинкт, заставляющий защищать свое дитя всеми доступными средствами. Тем более что, по нашим сведениям, проверка показала: все юридические формальности соблюдены, и закон на ее стороне.
А что же Павел? Читая письмо в редакцию, мы ожидали увидеть несчастного бомжа с малолетним ребенком — так он сам себя назвал и фотографию дочки в конуре приобщил. А в жизни оказался крепким, веселым и симпатичным мужчиной. Причем его гражданская жена Светлана на наш вопрос, какую помощь она хотела бы получить от газеты, отвечала: “Хотим, чтоб разобрались в законности совершенных сделок, хотим справедливости”. Сам же он откровенно говорит, что хочет либо часть дома в собственность, либо квартиру. Но как это возможно, если все бумаги законны? И потом, как-то не верилось, что у него никогда не было жилья — не похож он на бомжа, о котором написал жалостливые стихи. Так и оказалось — все было. Но вначале оставил жилье первой жене (честь и хвала!). Потом где-то на Украине, куда занесла судьба, построил дом для сына (опять молодец). То есть мужик с деловой хваткой, кое-что в жизни нажил. И то, что теперь гол как сокол, — получается, сам так распорядился. От приватизации доли дома отказался тоже сам. Ну а новая квартира — она, конечно, его бы сильно выручила, но, положа руку на сердце, полагалась от государства не ему. Конечно, и не сестре его, и тем более не племяннице. Просто они, получается, его переиграли. Или им больше улыбнулась удача.
Эта история нам показалась не частным случаем. И вот почему. Интересно, если через год проверить, кто реально владеет или живет в квартирах участников Великой Отечественной, не окажется ли, что у стариков по-прежнему нет отдельного благоустроенного жилья?
P. S. Имена и обстоятельства изменены, совпадения с конкретными историями случайны.
Галина СЕРОВА, Газета «Вперед»