Черниговский лес: его история

Один остроумный человек как-то обратил внимание на то, чем человек отличается от свиньи. Человек должен оставить после себя ребенка, дерево и дом, а свинья — загадить хлев, подрыть вековой дуб и выйти в люди. Оставим в стороне политические составляющие как этой невеселой шутки, так и ажиотажа вокруг Черниговского леса, и попробуем припомнить "человеческое" и "свинское" в его истории.

Для меня этот лес — частичка истории моей семьи, и, размышляя о его судьбе в ХХ веке, я позволю себе время от времени заглядывать в семейный альбом. Однажды, 94 года назад, в руки компании гимназисток, приехавших из Москвы, среди которых была и бабушка, попал в руки тогдашний "Кодак". Так появились первые фотографии Черниговского леса в нашей семье. И в этой статье.

Если бы мы захотели представить себе дремучий лес, в котором некогда Преподобный Сергий Радонежский построил свою келейку, то могучие ели Черниговского леса очень бы нам помогли в этом. Именно такая чаща полутаежного типа простиралась на месте нашего города в незапамятные времена. Такой лес звали "корба" — дремучая хвойная чащоба, с валежником, мхами, речонками и ручейками. До сих пор это слово существует в языках различных угоро-финских народов, а у нас осталось в топонимах Корбуха, Корбухский ручей. Часть древней Корбы люди свели под свои посевы и пастбища. А позднее их место заняли рукотворные рощи, задуманные Платоном и Филаретом, березовые аллеи Красюковки. Но древний лес не сдавался.

Черниговский лес... Его судьбу невозможно отделить от исторической судьбы северо-восточных окраин Сергиева Посада. Конечно, в первую очередь это преимущественно еловая Исакова роща, в которой красуется Черниговский скит. Был еще Черный бор, начинавшийся на восточной окраине Козьей горки и составлявший северную и северо-восточную часть Черниговского леса, смешанный по составу. Северной его границей являлась железная дорога. В нескольких километрах к востоку от Черниговского монастыря начинался березовый массив, получивший название Подсадки. Правая часть леса, носившая в начале века название Коршуниха, находилась на территории современного микрорайона Ферма и была частично сведена в конце 1920-х, а затем полностью уничтожена уже во второй половине ХХ века.

Конечно же, нам интересно в первую очередь узнать что-то про историю Исаковой рощи — обиталища отшельника Филиппушки и его единомышленников, места уединенных прогулок композитора С. И. Танеева, охотничьих троп М. М. Пришвина. Существует точка зрения, что название рощи восходит к древнему селению Исаково.

В результате вырубки товарного и топливного леса и освоения значительной части рощи под строительство (Черниговский скит с примыкающими постройками, Киновия и др.) к началу ХХ века площадь леса сократилась до 141 десятины (данные на 1915 г., приведены в статистическом справочнике "Сергиевский уезд Московской губернии", Сергиев, 1925). При этом нужно учитывать, что часть нарушенного лесомассива к востоку от Черниговского скита в начале ХХ века были восстановлена насаждением лиственных деревьев (берез).

Всякое смутное время ХХ века тяжело отражалось на судьбе леса. Газета "Трудовая неделя" 30 августа 1929 года (т. е. 90 лет назад) писала: "Если ехать по шоссе из Посада в Скит, то замечаешь массу высоких свежих пней от беспорядочно срубленных деревьев, имеются целые прогалины, вновь образованные неразумной и хищнической рубкой леса. Лес близ Киновии почти уничтожен набегами хищников из ближайших пригородов Посада...

Хотя и был в 1923 году принят Лесной кодекс РСФСР, пытавшийся ввести в рамки закона использование лесов местного значения. Если с порубщиком-браконьером боролись путем крупных штрафов, записывавшихся как судимость, то действия учреждений (в первую очередь — колонии им. Каляева, расположившейся в стенах закрытого Черниговского скита), выполнение оптовых заказов столичных организаций (Мостопа), а также субботники и воскресники по заготовке топлива, обрушившиеся на несчастный лес зимой с 1931 на 1932 годы, оправданные как идеологически, так и сиюминутной необходимостью ("к зиме не подготовились, а люди не виноваты"), наносили колоссальный ущерб древней чаще. Планировалось даже ее практически полное уничтожение — Гефсиманской артели власти предписали вырубить 200 десятин (218 га) для обращения в сенокос и пашню. Этого не случилось, однако прокуратура поставила невыполнение в вину артельным монахам во время проверок 1927-28 годов.

О чудовищном разладе человека и природы в эти годы писал М. М. Пришвин в своем малоизвестном произведении "Девятая ель", опубликованном в №1 журнала "Октябрь" за 1930 год и более не переиздававшемся. Места, вдохновлявшие М. В. Нестерова, С. И. Танеева, К. С. Станиславского, превратились, пользуясь образом Маяковского, в "стодомный содом" для подлежащих "перековке" на "ударников" обитателей колонии им. Каляева, пресловутых "каляевцев"...

Относительная стабилизация наступила в деятельности лесного хозяйства в середине 1930-х годов. Были частично восстановлены даже главные магистральные проселки, делившие Черниговский лес на компактные участки. Некоторые из этих проселков имели характер регулярных аллей — до сих пор сохранились несколько берез, посаженных в середине ХIХ века, их отличает специфический ромбовидный ствол, старожилы иногда называют их "филаретовскими".

Военное лихолетье едва не привело к полной гибели леса.

В период с осени 1941-го по 1943 год Черниговскому лесу был нанесен колоссальный ущерб. Оказался полностью уничтожен лес на окраине Козьей горки, две линии лесозавалов не только истребили огромное количество деревьев, но и вызвали в 1942-43 годах нашествие насекомых-вредителей. Кроме того, в Исаковой роще сначала располагались землянки и блиндажи Сборно-формировочного пункта Загорского городского комитета обороны (находился в Гефсиманском скиту), а затем — переформировывавшихся в Загорске танковых частей. В начале 1942 года лесное хозяйство поставило вопрос о проведении вырубки леса, "попорченного лошадьми воинских частей" (это — сборно-конный пункт в районе Гефсиманского скита, где комплектовалось конное пополнение в 1- и 2-кавалерийские корпуса, защищавшие Москву). А в протоколах заседаний горисполкома пестрят сообщения о потере более 60% лесонасаждений в районе "пос. им. Каляева".

Летом 1942 года прокатилась волна возведения новых лесных укреплений. На этот раз они располагались на лесных полянах и были предназначены против возможного десантирования вражеских войск, в т. ч. не только с самолетов, но и с помощью планеров (как на Крите против англичан!).

В марте 1943 года начались работы по разборке лесозавалов. Населению по ордеру начали разрешать самовывозом пилить "столбики", т. е. оставшиеся части деревьев. Большое количество берез погибло в результате сбора в большом количестве березового сока для госпиталей. В то же время лес сделался дополнительным источником продовольствия. Появились грибоварные пункты, принимавшие у населения собранные дары природы. Один из них находился в стенах бывшей Параклитовой пустыни и обслуживал "бойцов тихой охоты" в Черниговском лесу.

Картина послевоенного состояния Черниговского леса была катастрофической. Вот что писал позднее начальник Загорского леспромхоза, Заслуженный лесовод Российской Федерации Юрий Александрович Цареградский: "Беспорядочная рубка леса в военное время снизила возрастной состав лесонасаждений. По сосне и ели возраст достигает 54-57 лет, береза и черная ольха — 38 лет, осина — 25, в то время как по биологическим особенностям древесных пород возраст хвойных должен составлять 81 год, березы — 51, осины и ольхи — 41. Состав хвойных пород, основных для массива в послевоенные годы, составил в итоге 30%". В качестве основных путей восстановления леса после войны предусматривались следующие работы — посадка леса на непокрытых площадях, содействие естественному возобновлению, реконструкция рубками ухода, осветление и прочистка в лиственном молодняке. Также предусматривались осушение лесных заболоченных почв, создание противопожарных зон, улучшение лесных дорог. Большую поддержку работники лесного хозяйства получили от тогдашнего нашего депутата Верховного Совета СССР, писателя Л. М. Леонова. Леонид Максимович был знаком с Черниговским лесом не понаслышке — еще в 1929 году в стенах Параклитовой пустыни он работал над романом "Соть". Кстати, его роман "Русский лес", ныне накрепко забытый в нашей стране, на Западе до сих пор считается классикой литературы экологической направленности.

В результате продолжавшихся почти два десятилетия трудов были восстановлены хвойные породы в лесном массиве к востоку от Козьей горки, произведено восстановление древонасаждений в Исаковой роще.

Однако в то же время в результате активной застройки в районе Фермы был окончательно уничтожен Коршунихинский бор, а строительство нового шоссе на Смену в 1968-69 годах нарушило сложившуюся к тому времени систему мелиорирования леса. Засыпались водоемы-водосборники, в результате чего процесс заболачивания принял к началу ХХI века катастрофический характер. Изменение структуры растительности, снижение темпов, а затем, в постперестроечное время и практическое прекращение рубок ухода, стали приводить к массовой гибели деревьев старших возрастных групп, господству малоценной кустарниковой растительности. Заколодили тропинки, замуравили... Места, вполне приемлемые для пешеходных туристических маршрутов — "Пришвинских" и "Танеевских" троп, стали напоминать времена "Девятой ели".

Но от "Девятой ели" один шаг до политических вопросов. А мы уговорились всего-навсего взвесить человеческое и свинское...

Александр ЛУНЕВСКИЙ, Газета "Вперед"

Поиск по сайту